Родная кровь

[Kicune-tyan]

Название: Родная кровь
Глава № 2
Автор: Эльверт
Бета: нет
Пейринг: Саске/Итачи
Рейтинг: NC-17
Жанр: юмор, romance, черный флафф
Размер: миди
Состояние: закончен, но выкладываю по главам
Дисклэймер: Все права у Кишимото
Предупреждения: Крэк, бессмысленный и беспощадный! AU и вследствие этого определенное ООС, яой, инцест. Ксенофилия, насилие, кровищща. Саске, ведущий себя не по-человечески.
Любителям Орочимару и звуковиков - внимание! Их убивают на первых же страницах.
Размещение: Разрешено, но с только с указанием моего авторства. Ссылка на дневник желательна.

"Родная кровь" Глава 1

Следующее утро и кролик. – Семейное гнездышко. – Открытие Итачи. – Немного о прошлом. – Цунаде и Наруто. – Быт и нравы четы Учиха. – Как купали Саске. – Новые способы развития отношений.

Итачи проснулся оттого, что ощутил на себе чей-то пристальный взгляд. Сонно зашевелившись, он открыл глаза и обнаружил прямо перед собой тушку кролика, а чуть поодаль, за ней – сидящего на корточках Саске. Разбудивший Итачи взгляд, разумеется, принадлежал ему.
Мучимый воспоминаниями предыдущего дня, Итачи невольно сжался, ожидая очередной порции насилия, но Саске продолжал сидеть, где сидел, упершись руками в пол и внимательно рассматривая брата.
- Ты чего? – вяло пробормотал Итачи, с трудом разминая затекшие после ночевки на полу конечности. Какого-то особого трепета перед Саске он не испытывал – вчерашний день все повыбил, хуже уже в любом случае не будет, – но видеть его абсолютно не тянуло. Впрочем, ради брата Итачи готов был вытерпеть что угодно, а раз уж влез – значит, расхлебывай.
Саске чуть склонил голову к плечу, но в остальном не изменил позы.
Итачи перевел взгляд на кролика.
- Это мне? – спросил он. Саске никак не отозвался, только перемялся немного на месте.
- Спасибо, - поблагодарил Итачи. При виде откормленной тушки зверька он вдруг сообразил, что ничего не ел с прошлого утра. Желудок откликнулся призывным урчанием. Проверив на всякий случай клеймо на животе у кролика (Итачи не улыбалось есть животное из лаборатории Орочимару – мало ли, что ему впрыскивали) и убедившись в безвредности добычи, он взял тушку за задние лапы и встал, стараясь не обращать внимания на противную, ноющую боль.
Дойдя до кухни, Итачи положил кролика на стол и медленным шагом направился дальше, в ванную. Саске, неотступно сопровождавший его на всем пути до кухни, остался в главном зале; до того, что его там заинтересовало, Итачи не было дела.
У него возникло странное чувство дежа-вю, когда он повторял действия предыдущего дня, одно за другим: мылся, обрабатывал раны, доставал новую одежду. Но, по крайней мере, горячая вода разогнала мутную, мерзкую апатию, завладевшую Итачи с утра, и на кухню он вернулся уже более-менее собранным.
Не очень ловко – как умел - освежевав и разделав кролика, Итачи уложил его на сковороду, и вскоре мясо уже аппетитно шкворчало под крышкой. На запах пришел Саске, заняв своей внушительной фигурой весь проход, но, к счастью, его больше привлекала крольчатина, а не брат.
Завтрак начался в молчании: Итачи ел, а Саске смотрел ему в тарелку, с любопытством склонив голову набок.
- Хочешь? – нарушил ставшую неловкой тишину Учиха-старший и пододвинул блюдо с кроликом к брату. Тот бросил взгляд на Итачи, потом снова на блюдо, после чего, словно услышав обращенное к нему предложение, цапнул кусок и вгрызся в него зубами. Итачи только подавился: Саске перекусил довольно толстую кость, как вафлю. Доев, он принялся тщательно облизывать испачканные пальцы, будто кошка, умывающаяся после еды. Впрочем, он был явно не голоден; у Итачи создалось нехорошее впечатление, что Саске уже успел позавтракать каким-нибудь другим животным, причем съел его сырьем.
Грудь сдавила острая жалость, сменившись разгорающимся гневом на Орочимару. Итачи решительно встал из-за стола. Саске следовало спасать. Он не виноват ни в чем из случившегося вчера, и настоящий пострадавший здесь – именно он, а не Итачи. Что касается истинного виновника – тот уже понес свое наказание. Теперь следовало выкинуть из головы все посторонние мысли, забыть о себе и сосредоточиться: предстояло много работы. У него есть тридцать дней, чтобы превратить этого монстра обратно в Учиху Саске.
Время пошло.

В середине дня Итачи отвлек от его занятий грохот, доносившийся из главного зала. Отложив в сторону образцы, с которыми возился, он покинул лабораторию, желая проверить, что случилось. Представшее его глазам зрелище оказалось настолько загадочным, что Итачи так и застыл на пороге: Саске тащил через весь зал большой кожаный диван, снося по ходу стоящие на его пути столы и стулья. Сидение дивана было выдрано вместе с начинкой, так что виднелись голые доски и пружины.
Итачи ошеломленно проводил брата взглядом, заодно поражаясь тому, как легко тот нес на себе такой вес. Но главное – он не мог и предположить, зачем Саске это могло понадобиться. Заинтригованный, Итачи последовал за братом из зала в коридор, а оттуда – через знакомые двойные двери в помещение для совещаний.
Здесь его ждало нечто еще более удивительное: в том самом углу, где они с Саске провели ночь, высилось непонятное сооружение концентрической формы. Столы из комнаты совещаний, частью целые, а частью разломанные, представляли собой основу «стен»; их дополняли самые разнообразные предметы, натащенные, как видно, со всего этажа, - от оторванных подлокотников до каких-то неизвестных Итачи мешков. К одной из «стен» Саске сейчас усердно прилаживал диван. Дно непонятной конструкции тоже устилали разные, порой неожиданные материалы: поролон, похоже, извлеченный из сидений, кучи плотной мягкой ткани, в которой Итачи узнал пледы из комнаты отдыха, диванные валики оттуда же…
Когда Итачи догадался, что это такое, он изумленно раскрыл рот – а потом фыркнул, едва сдерживая смех.
Саске строил гнездо.
Сама мысль об этом была столь абсурдной, столь небывалой и безумной, что Итачи смог только покачать головой и отказаться от всяких попыток как-то оценить происходящее. С тех пор, как Саске получил дозу проклятого зелья, все вокруг превратилось в какой-то сюрреалистический сон, развивавшийся по своим, вывернутым наизнанку законам.
Как относиться ко всему этому серьезно, было абсолютно неясно.

Ближе к вечеру и без того слабые глаза Итачи потребовали отдыха, и старший Учиха решил прерваться на ужин. Саске на этот раз не пришел, и Итачи был в кухне один. Съев несколько разогретых в микроволновке кусочков крольчатины, он устало откинулся на стуле, с удовольствием выпрямляя спину. Фирменная мазь Цунаде оказала волшебное действие: от глубоких царапин остались лишь розовые полосы нежной молодой кожи, да и сидеть Итачи мог без проблем.
Закрыв глаза, он провел пальцами по векам. Все-таки странно, что его безумный план, похоже, работает. Стремясь уговорить Цунаде пощадить Саске и дать ему шанс, Итачи наболтал ей, что брат не только не трогал его, но даже и защищал. Сейчас, спокойно оценивая случившееся тогда, в лаборатории Орочимару, Итачи вынужден был признать, что, вероятно, был прав. Более того, пусть некоторые… действия существа по отношению к Итачи и не приносили старшему Учихе ничего хорошего, в целом поведение Саске было достаточно мирным и даже, пожалуй, заботливым. Видимо, получив инъекцию, Саске в нем единственном почуял что-то родственное и признал его… особью своего вида?
Все события предыдущего и нынешнего дня начали складываться в подобие картинки, но что-то в ней смутно беспокоило Итачи. Саске действительно заботился о нем… Зализывал его раны, носил ему еду, укладывал спать рядом.
Построил гнездо.
Трахал.
Итачи распахнул глаза, пораженный внезапной идеей. Ну да… Все сходится. Саске и вправду считал его особью своего вида.
Только – женской.
…А что? Вполне логичное поведение. Саске нашел себе подобного и, за неимением других, объявил его своим партнером. Партнершей. Супругой.
Эта догадка Итачи доконала: он совершил вещь, которой не делал, кажется, никогда в жизни – громко, в голос расхохотался.
Уронив голову на сложенные руки, Итачи смеялся до слез.

Как ни странно, неожиданное открытие вернуло Учихе-старшему душевное равновесие. Звериные инстинкты существа просто требовали своего; никакой злобы или намеренного желания поиздеваться за его поведением не стояло. Создание являлось единственным представителем своего вида на Земле – неудивительно, что его тянуло продолжить свой род. К тому же – это был Саске, любимый Саске, попавший в беду и не способный контролировать свое измененное тело. Он не насиловал своего брата и даже не имел такого намерения.
Может, другому человеку подобный ход мысли показался бы больным и извращенным, но для Итачи эти выкладки прекрасно работали: он перестал испытывать по отношению к своему невольному соседу какие-либо негативные чувства. Некоторая опаска и настороженность, конечно, никуда не делись, но Учиха-старший больше не злился на зверя – а на Саске он не мог злиться с самого начала. К роли же любимой жены Итачи отнесся как к неизбежному неудобству, с которым следует просто примириться.
После того, как братья остались без родителей, опекуншей над ними стала их очень дальняя родственница – экзальтированная слезливая женщина с тонкими нервными пальцами, сладкими духами и крупными, тяжелыми бусами на худой шее. Поначалу она до смерти боялась Итачи и жалела маленького «Саске-чана, бедняжечку»; однако очень скоро, столкнувшись с ослиным упрямством и несговорчивостью последнего, резко изменила свое отношение.
«У меня опускаются руки», - жаловалась она подруге на абсолютно неуправляемого Саске. Младший Учиха был трудным ребенком, и справиться с ним мог один только Итачи. Тихий, вежливый и дружелюбный, он стал своеобразным амортизатором между опекуншей и младшим братом; теперь несчастная женщина часто прижимала его к благоухающей духами груди и гладила по волосам, приговаривая: «Итачи-чан, хороший мой, что бы я без тебя делала! Ну, иди, успокой братика… Ох, я, право, не знаю, что с ним делать, он меня совсем не слушает!»
Итачи шел в детскую, обнимал из одного упрямства не ревущего Саске, и, сидя в защитном полумраке своей комнаты, шептался с ним о том, что, как только Итачи достигнет совершеннолетия, они уедут от чужой тети, и все будет хорошо – нужно только подождать.
Так и случилось: когда Итачи исполнилось восемнадцать, он сразу же оформил опекунство над Саске на себя и съехал вместе с братом в заранее присмотренную квартиру. Дальняя родственница прослезилась, провожая их, и долго-долго желала им всего наилучшего, но в глубине души испытала облегчение пополам с благочестивым ощущением выполненного долга.
Позже, оглядываясь назад, Итачи не мог не признать, что отчасти был виноват в тяжелом характере Саске, вконец избаловав брата. Но поделать с собой старший Учиха ничего не мог: он нежно любил Саске до смерти родителей, а последующие годы только усилили эту любовь. Мать, отец, опекунша – все эти люди стояли где-то в стороне, на формальной границе семьи: им следовало докладывать о своих успехах, они обеспечивали материальное положение, - но какой-то глубокой связи, помимо смутной приязни, Итачи с ними не чувствовал. С Саске же все было иначе. Когда пятилетний брат несся из детской, чтобы встретить Итачи, только что вернувшегося из школы, когда робко забирался к нему в постель, отвлекая от чтения, когда утыкался ему в рубашку, вцепляясь в ткань кулачками, и тихо плакал, не зная, как еще выразить тоску по родителям, – старший Учиха твердо знал, что этот мальчик был средоточием его мира, всей его жизни. Итачи был готов убить за него – и умереть за него. Потому что только рядом с ним Итачи чувствовал… счастье.

Постепенно жизнь в подземном центре вошла в свою колею. Спал Итачи в гнезде, бок о бок с Саске, – иного тот бы не потерпел. Часов в семь Учиха-старший просыпался; самого Саске в это время рядом уже не было – он поднимался гораздо раньше и всегда умудрялся уйти, не разбудив весьма чутко спящего брата. Итачи принимал душ, завтракал и отправлялся в лабораторию, где и работал до вечера, прерываясь только на обед. Саске в это время бродил в хитросплетениях коридоров и комнат, занимаясь какими-то своими делами – осматривал территорию, дремал, расправив крылья, на облюбованном им месте под лампой, охотился на мелких животных, разбежавшихся из лабораторий… Часть своей добычи он регулярно приносил брату, но сам ел, слава богам, не при нем.
Впрочем, ко времени обеда Саске чаще всего приходил на кухню, где крутился вокруг Итачи и заглядывал ему в тарелку; тот, вздыхая, делился с братом приготовленным. Саске интересовался жареным мясом, но скорее как лакомством, а не серьезным дополнением к рациону, зато с удовольствием грыз фрукты или овощи (Итачи старательно налегал на скоропортящиеся продукты, сознавая, что скоро от них придется отказаться). Глядя на то, как брат моет посуду, он быстро научился сам открывать кран, после чего, видимо, стал считать раковину на кухне своей личной поилкой.
Стремление размножаться у Саске по-прежнему не ослабевало, но Итачи, пытаясь свыкнуться с этой неприятностью, сделал одну умную вещь – перестал сопротивляться. Этим он изрядно облегчил себе жизнь: Саске больше не чувствовал нужды применять силу, обходясь с «партнершей» если не ласково, то хотя бы без жестокости, и Итачи отделывался лишь легкими царапинами и парой случайных синяков.
Правда, ему надоело то, что после каждого визита Саске весь комплект одежды можно было смело выбрасывать на помойку – в такие лохмотья она превращалась. Итачи решил проблемы просто: зашел в центр управления и отрегулировал температуру по этажу, повысив ее настолько, чтобы можно было ходить в одном халате на голое тело. Поначалу Итачи халат застегивал, предполагая, что его можно будет задирать, но выяснилось, что Саске принципиально не любит, когда на Итачи во время секса что-то одето, и избавляется от мешающего ему куска ткани с помощью все тех же когтей. Старший Учиха пожал плечами и начал носить халат на манер банного – не застегивая, а просто подпоясавшись. В кармане он всегда держал пару тюбиков «Киндзюцу» - для смазки и на всякий случай.
Теперь, когда Саске посреди дня заявлялся в лабораторию с налитым членом и недвусмысленными намерениями, Итачи быстро отходил подальше от рабочего стола и сбрасывал халат, а Саске прижимал его к первой попавшейся поверхности (к стене, к полу или к столешнице, неважно) и принимался за исполнение супружеского долга. Итачи оставалось только упираться в вышеозначенную поверхность руками и ждать, пока все закончится. Получив желаемое, Саске спокойно отпускал его и оставлял в покое – иногда на несколько часов, а иногда до следующего дня.
Поначалу Итачи принимал душ после каждого «захода», однако вскоре заметил, что чем чаще он моется, тем чаще его трахают – очевидно, Саске не нравилось, когда от Итачи не исходило его запаха. В итоге Учиха-старший сократил мытье до стандартных двух раз в день, удовольствовавшись возможностями, предоставляемыми раковиной в лаборатории и бумажными полотенцами. Вдобавок, так он мог больше времени уделять исследованиям.
Правда, Итачи быстро понял, что с такой… бурной половой жизнью он рискует приобрести серьезные проблемы со здоровьем. В один из первых же дней он зарылся в шкафы с лекарствами и достал для себя пару полезных средств, одно из которых, ко всему прочему, оказалось его собственного изобретения (это было вещество, воздействующее на мышечную ткань – Итачи не особо хотелось постоянно ходить с основательно раздроченной задницей).
В одиннадцать часов вечера свет во всех помещениях этажа автоматически приглушался, создавая подобие сумерек. Если Итачи к этому времени не возвращался в зал для совещаний, Саске заявлялся за ним сам и, не слушая никаких возражений, тащил в гнездо, после чего устраивал рядом с собой, прикрыв сверху крылом.
Повседневная рутина быстро затянула Итачи, а сложная задача увлекла: с головой погрузившись в исследования, он отдался родной стихии и, в общем-то, перестал обращать внимание на странность и неестественность своего положения. Информацию, что смогла пересказать ему Цунаде, Итачи подробно записал (компьютеры, находящиеся в подземном центре, во избежание взлома никак не соединялись с внешним миром, так что прислать письмо было невозможно). Теперь оставалось полагаться только на свой разум.

- Бабуль, ну так что там с Саске? – Наруто беззастенчиво оперся руками о пачки документов, нависая над письменным столом главы корпорации и вперив в нее внимательный взгляд светящихся тревогой глаз.
Цунаде вздохнула, с сожалением посмотрев на смявшиеся под пальцами Наруто бумаги, но ничего не сказала. Следовало признать – внук был ее слабым местом. Вообще-то, Наруто приходился ей не внуком, а достаточно дальним родственником (его прапрадедушка был младшим братом дедушки Цунаде), даже не носившим фамилию Сенджу. Однако Цунаде всегда поддерживала близкие отношения с Минато, отцом Наруто, и после его с женой смерти с радостью взяла на воспитание их новорожденного сына. Мальчик вырос в ее доме, называл ее бабушкой и вызывал у женщины самое настоящее обожание.
Вот и сейчас… Наруто вообще не работает в Hokage Inc., и все же он спокойно заходит в офис и вламывается в ее кабинет во внеурочное время. Вход на верхние этажи главного здания корпорации охранялся кодовыми замками, но Наруто, работавший программистом, считал своим долгом взламывать пароли в бабушкином офисе. Цунаде сильно подозревала, что именно он обучил своего друга Саске основам компьютерного взлома. Два охламона, управы на них нет…
Мысль о Саске неприятно кольнула Цунаде, тем более что речь шла как раз о нем.
- Я же все объясняла тебе, Наруто, - устало сказала глава корпорации, откидываясь на кресле и вытаскивая из ящика стала фляжку с саке. Раз уж Наруто пришел, значит, о работе можно забыть. – За день ничего, знаешь ли, не изменилось. Саске по-прежнему бегает по третьему подземному уровню, гоняя кроликов. Итачи упоминал, что он ест их сырыми. Что, доволен своим дружком?
- Да ну тебя, бабуля, - Наруто насупился и машинально запустил пальцы в спутанные белобрысые вихры. – Я же серьезно… - вид у него был печальный и смурной. «Как в воду опущенный», - с сожалением подумала Цунаде; ей вдруг стало совестно. Но что она могла поделать! Она и сама беспокоилась за младшего Учиху, но смущалась этого – вот и вырывались у нее резкие фразы.
Не то, чтобы Цунаде так уж любила Саске (характер у паренька был ужасный), но Саске был лучшим другом ее драгоценного Наруто, и это не могло не влиять на отношение Цунаде к младшему братцу ее лучшего биохимика.
- Все у него в порядке, - смягчившись, произнесла Цунаде, отпивая саке. – Итачи говорит, что у него там что-то наклевывается, предположение есть насчет лекарства. Он отличный ученый и на брате своем помешан, так что не волнуйся – вытащит он твоего Саске.
На самом деле, Цунаде далеко не была в этом уверена, но внука хотелось подбодрить. Да и самой ей подбодриться не мешает… Вид-то она принимала уверенный и беззаботный, но внутри ее снедало беспокойство, и фляжку с алкоголем приходилось наполнять в два раза чаще.
- Да… Да, пожалуй, так, - Наруто слабо и как-то неловко улыбнулся, немного успокаиваясь. – Итачи его не бросит… Только как бы ему самому там… ничего не сделали.
- Об этом точно не волнуйся, - Цунаде широко улыбнулась одной из своих «деловых» улыбок, призванной демонстрировать партнерам уверенность в светлом будущем компании. – Он со мной каждый день связывается, уточняет кое-что и обо всем рассказывает. Говорит он вполне бодро, да и на вопросы отвечает, что все у него в порядке. Не пропадет он, и Саске пропасть не даст.
- Очень надеюсь, - Наруто вновь взъерошил волосы на затылке и опустил взгляд на бабушкину фляжку. – Налей мне немного, а?
- Спиваешься, внучонок? - Цунаде укоризненно покачала головой, но саке налила. – Ну что, за наших непутевых братцев?
- За успех, - необычно серьезно кивнул Наруто, поднимая чашку.

Вечером восьмого дня заточения Итачи возвращался после стандартного доклада начальнице, и в главном зале неожиданно столкнулся с мокрым, взъерошенным Саске. Вид у него был растерянный и почти несчастный; фыркая, морща нос и встряхиваясь, он тер себя по рукам, бокам, волосам, словно пытаясь счистить с себя что-то. От него жутко несло тиной и тухлой рыбой.
Некоторое время понаблюдав за этой непонятной картиной и оценив все детали, Итачи догадался, что произошло: Саске искупался в большом аквариуме для рыб, стоящем в одной из лабораторий. Ужасный запах, которым он теперь пропитался и от которого не мог избавиться, как видно, приводил Саске в отчаяние.
Зачем он только полез туда?.. Впрочем, ответ на вопрос нашелся тут же: в последние два-три дня Саске выглядел более беспокойным, пытался вылизывать себя и терся о ковер в зале совещаний. Судя по всему, Саске просто хотел помыться. В бассейн же полез от отчаяния, не найдя ничего лучшего.
Вновь взглянув на Саске, с тоскливым поскуливанием дерущего когтями волосы, Итачи на секунду прикрыл глаза, вздохнул, улыбнулся и, подойдя к брату, осторожно коснулся его.
- Уррр? – жалобно произнес Саске, вздернув голову.
- Пойдем, - мягко сказал Итачи, беря его за запястье. – Ты же хочешь помыться, верно? Пойдем.
Саске немного недоуменно посмотрел на брата, на его руку, но потом, убаюканный ровным звучанием знакомого голоса, все же пошел за ним, хоть и предупреждающе порыкивая иногда.
Итачи, стараясь не делать резких движений, привел его к ванной, но на входе Саске заартачился: в ванную он до того не входил ни разу, хоть и обследовал все доступные закоулки исследовательского центра, - дверь в раздевалку была довольно узкой, а предбанник-раздевалка – маленькой и тесной. Такие крошечные помещения Саске очень не нравились – в них он, со своими огромными крыльями, не мог нормально развернуться.
- Ну же, давай, не бойся, - принялся уговаривать его Итачи. – Здесь ничего страшного, нам только надо пройти через эту комнату. А там будет вода, хорошая, чистая вода, - старший Учиха отпустил руку брата и быстро открыл дверь в душевую. – Смотри, там свободнее. Пойдем, ну же.
Может, Саске поддался на уговоры, может, почуял воду – но он, недовольно заворчав, все-таки сложил крылья за спиной и ступил в раздевалку. Вновь взяв его за руку и продолжая ласково увещевать, Итачи повлек его дальше и затащил, наконец, в душевую.
Подведя Саске к первому попавшемуся душу, Итачи медленно, чтобы не пугать зверя внезапным шипением струй, включил воду, сделав ее в меру теплой.
- Вот, - сказал он. Саске восторженно «уррркнул» и кинулся под душ, чуть не сбив брата с ног.
Итачи отступил в сторону и не смог удержаться от улыбки, глядя на Саске, который стоял под теплыми струями, счастливо жмурясь и слегка покачиваясь из стороны в сторону; волосы его намокли и облепили спину и лицо, крылья развернулись, окружив тело.
Пару минут поблаженствовав, Саске принялся тереть себя ладонями, но особой пользы, это, конечно, не принесло. Итачи неуверенно покосился на шкафчик с банными принадлежностями, висевший на стене у входа. Саске, пожалуй, не помешала бы помощь, но тогда придется влезать к нему под душ, и все, несомненно, закончится тем, что Итачи отымеют. С другой стороны, его в любом случае рано или поздно отымеют, а так Саске хотя бы будет чистым. Приняв решение, Итачи снял с себя халат, достал из шкафчика мыло с мочалкой и забрался в кабинку.
Саске было завозмущался, недовольный теснотой, но, когда Итачи поспешно намылил мочалку и принялся осторожно тереть серую кожу, ворчание тут же перешло в довольное урчание. Саске даже разрешил слегка подталкивать себя, меняя положение, и без возражений подставлял нужные части тела.
Видя, что брат не имеет ничего против его действий, Итачи задумал попробовать почистить ему зубы (в последнее время моменты, когда Саске дышал старшему Учихе в лицо, стали совсем уж невыносимыми). Оставив Саске скрести когтями кусок мыла, Итачи еще раз осмотрел полки шкафчика, размышляя, как бы исполнить свою идею. Взгляд его упал на упаковку детской пасты со сладким вкусом (каприз соседа Итачи по лаборатории, Акасуны Сасори). Мысленно поблагодарив коллегу, Учиха взял тюбик, прихватив с собой зубную щетку.
Расчет оправдался: сладкая паста Саске понравилась, и он, к удивлению брата, даже позволил кое-как почистить себе зубы. Правда, это быстро ему надоело, и он пихнул Итачи вниз, требуя продолжить манипуляции с мочалкой, валявшейся в углу. Итачи не возражал – чистоту он любил, а Саске в последнее время ею не блистал.
Когда младший Учиха был почти весь вымыт, Итачи на мгновение остановился; он пока не уделил внимание только одной части Саске. Часть эта уже начинала увеличиваться в размерах, и если Итачи пока еще не оттрахали, то только потому, что купание в настоящий момент для Саске было важнее. Учиха-старший чуть покраснел, но тут же качнул головой, возражая сам себе; в конце концов, он знал, что его ждет, и стесняться не имеет смысла. Лучше позаботиться о гигиене.
Вздохнув, Итачи принялся аккуратно обтирать мочалкой член Саске и внутреннюю сторону бедер, стараясь не думать о том, как это выглядит со стороны. Урчание зверя перешло в вибрирующий горловой звук, а полувозбужденная плоть под руками Итачи стремительно твердела. Предвидя неизбежное, он постарался закончить как можно скорее и смыть мыло, что оказалось очень ко времени: через пару секунд его ухватили за плечи, дернули вверх и повернули лицом к стене. Упершись локтями в мокрый кафель, Итачи привычно закрыл глаза, а Саске, тяжело дыша и отфыркиваясь, вновь отдался бесплодным попыткам завести маленьких монстриков.
Завершилось все это тем, что, кончив, Саске наглотался воды, закашлялся и поспешил покинуть душевую. Итачи, выпрямившись, проводил его взглядом и сделал воду погорячее – теперь была его очередь мыться.

Когда он, разморенный, вышел из душа, время уже близилось к половине одиннадцатого. Придя к выводу, что возвращаться к работе не имеет смысла, Итачи решил отправиться спать. Проходя через комнату отдыха, он хмыкнул: судя по мокрому и примятому ковру, Саске вытирался об него.
Младший Учиха уже устроился в гнезде, и вошедшего брата встретил довольным блеском желтых глаз. Итачи перелез через диван и опустился на кучу пледов, намереваясь укладываться спать, но Саске вдруг навис над ним и перевернул на спину.
- Эй, ты чего? – удивленно спросил Итачи, но Саске прервал его, проведя языком по шее – а потом еще раз, и еще, переместившись ниже… Обескураженный Итачи все ждал подвоха – но Саске просто продолжал вылизывать его, методично и старательно.
- На мне ведь даже крови нет, - ни к кому конкретному не обращаясь, пробормотал старший Учиха, глядя в потолок. Ситуация немного его нервировала, но постепенно, убедившись, что ничего больше Саске предпринимать не собирается, Итачи расслабился – тем более, что было, пожалуй, даже… приятно.
Язык у Саске был теплый и шершавый. К делу зверь подошел обстоятельно, с расстановкой: он не пропускал ни сантиметра кожи, старательно облизывая шею, грудь, живот, бедра. Когда язык его задел соски, Итачи вздрогнул: чувство было неопределенным, но весьма… ярким; описать, хорошо ему было или плохо в этот момент, он не мог. То же он испытал, и когда язык Саске скользил по полоске кожи внизу живота, над лобком. Пожалуй, все-таки это приятно… И плохо именно оттого, что приятно.
А Саске, не имея ни малейшего представления о смятении, охватывающем Итачи из-за его ласк, перевернул его на живот и принялся вылизывать его спину и шею, потом спустился вниз, к ягодицам, скользнул языком между ними, чем привел Итачи в еще большее смущение.
Наконец, Саске посчитал дело законченным и отстранился. Итачи перевернулся на бок, несколько растерянно подняв глаза на брата. Тот выглядел вполне довольным, но не успокоенным – он снова был возбужден и, судя по всему, терпеть не намеревался.
Итачи посмотрел на качающийся у него перед лицом более чем впечатляющий член и с трудом справился с желанием обессиленно застонать. Как, как можно быть таким ненасытным?! Будто Орочимару ему афродизиак вколол, а не секретное биологическое оружие.
Внезапно Итачи в голову пришла идея, как можно хотя бы немного снизить нагрузку на его несчастную пятую точку. Правда, он никогда раньше такого не делал… Но и зверь, при всем его темпераменте, вряд ли разбирается в оральном сексе.
Итачи встал на колени лицом к Саске, и, когда тот возмущенно заворчал, успокаивающе провел руками его по груди и животу.
- Ну-ну, успокойся… Я не убегаю, не волнуйся…
Осторожно поглаживая его, Итачи заставил монстра сесть, поджав под себя ноги; затем наклонился и, глубоко напоследок вздохнув, на пробу аккуратно лизнул головку члена.
Саске дернулся, издал странный звук, отдаленно напоминающий удивленное мурлыкание, но не стал возражать. Итачи, ободренный тем, что его не отталкивают и не бьют когтями, немного осмелел: проводил языком вдоль напряженной плоти, обхватывал головку губами, слегка ее посасывал.
Поначалу он боялся, что Саске вцепится ему в волосы и начнет попросту трахать его в рот. Но надежды Итачи оправдались: Саске, похоже, расценил действия брата как ответ на свои вылизывания и не пытался вмешиваться. Он урчал, скулил, порыкивал, и бедра его самопроизвольно двигались, толкаясь Итачи в рот, но Учиха-старший не испытывал от этого особых проблем – он просто следил за тем, чтобы случайно не сжать зубы и чтобы не дать Саске проникнуть дальше, чем надо. Итачи знал, что существует и глубокий минет, но не умел его делать и не имел ни малейшего желания учиться на непредсказуемом звере.
Впрочем, этого и не понадобилось – Саске вполне хватало ощущений; вскоре он выгнулся дугой и с гортанным стоном кончил. Итачи закашлялся и даже проглотил часть от неожиданности.
«Вот черт, теперь до утра зубы не почистить», - кисло подумал он, стараясь отдышаться, но долго печалиться ему не дали: Саске подгреб его к себе, игриво куснул в шею (несильно), и улегся, устроив его рядом. От соседства с разгоряченным, влажным от пота телом Итачи стало жарко, но он только постарался лечь поудобней, зная, что спорить с братом бесполезно. Всегда было и остается бесполезным – и до, и после превращения Саске в монстра.
В этот момент погас верхний свет, и Итачи, зевнув, закрыл глаза.

Знакомство чудовища с душем не прошло даром. Теперь к кругу обязанностей Итачи добавилась новая: мыть Саске. Тот вообще оказался достаточно чистоплотным созданием (он даже нужду справлял в специально выделенном месте - одной из дальних кладовок; Итачи как-то случайно зашел туда и тут же поспешил ретироваться). Когда Саске взбредало в голову искупаться, он бесцеремонно тащил Итачи в ванную, и, стоя под душем, сладко вздыхал, поворачиваясь и подставляя ему те места, которые требовали внимания. Как-то раз Итачи развлечения ради помыл его ароматизированным гелем и потом целый день ходил, не в силах сдержать улыбку, чувствуя, как от грозного монстра исходит стойкий клубничный запах.
Зубы, к немалой радости Итачи, Саске тоже давал чистить.
Вообще, положение, пожалуй, налаживалось. Саске больше не кидался утолять свою похоть, не видя ничего вокруг, а соглашался разнообразить жизнь оральным сексом: инстинкт размножения, похоже, сменился желанием получить удовольствие. Итачи проявлял всю свою фантазию, стараясь, чтобы Саске понравилось, – старшему Учихе уже порядком надоело два-три раза в день подставлять ему задницу, а потом возиться с лекарствами.
Сам же Саске проявлял все больше нежности по отношению к своей «спутнице». Правда, от его ласковых тычков головой Итачи с трудом удерживал равновесие, а любовное покусывание за ухо приносило довольно болезненные ощущения, но все же подобные вещи вызывали вполне положительные эмоции.
Бояться существа Итачи совсем перестал.